oleg volkov
✦ bubble ✦
♫ элли на маковом поле - любовь моя;
когда тебе четырнадцать, а в груди прорастает цветок, имени которому нет (имени которого ты не знаешь и знать не хочешь, потому что если вдруг назовёшь - всё станет взаправду, всё станет настоящим, сложным и страшным), разрывая тонкую кожу острым, колючим и злым, всё кажется концом света: и то, как олег улыбается, когда мальчишки зовут его на футбол, а он остаётся рядом с тобой, и улыбка его, кажется, отдаёт усталостью («не надо со мной носиться, ну в самом деле, олег, иди, если хочешь - всё в порядке, завтра контрольная, я лучше подготовлюсь, а ты отвлекаешь»), и то, как он сонно клюёт носом, когда ты будишь его совсем рано, потому что роса красиво осела на землю перед самым рассветом и «посмотри, я давно хотел это зарисовать, я думал, пастелью получится чётче... ты спишь, да?», и то, как он смотрит на красивую девочку, выступающую на сцене в честь какого-то там праздника с какой-то там песней: глядит завороженно, так, будто она - самое восхитительное, что он видел в своей жизни, а ты, краснеющий рядом от обиды и злости на себя самого, натягиваешь на ладони рукава бадлона, пряча нервно обкусанные ногти, чтоб он не видел (он всё равно слишком занят).
когде тебе шестнадцать, а под рёбрами противно ноет едкая зависть, расползаясь по телу смоляной обидой и слепой ревностью ко всему миру, всё вокруг кажется армагеддоном: и то, как ты учишься молчать рядом с ним, и терпеть, потому что «сколько можно ныть как девчонка», потому что «разум опять замечтался», потому что «искусство для пидорасов», змеящееся по парте алым, и руки потом горят после порошка, которым тебя заставили это всё отмывать, потому что олег снова с кем-то подрался, потому что тебе стыдно быть - стыдно оставаться таким, стыдно смотреть на него так, стыдно думать о нём так, стыдно вспыхивать, когда он случайно касается ладонью твоей руки, и ты думаешь о том, что однажды всё это закончится: детский дом, юность и бесконечное лето, и от вас не останется ничего, кроме шрамов на ладонях подарком, и олег, наверное, скоро поймёт, что с тобой лучше не иметь никакого дела (врёшь, знаешь, что он тебя не оставит), и олег, наверное, скоро уйдет - все всегда уходили, все постоянно уходят.
когда тебе девятнадцать, ты кажешься сам себе старше, умнее, мудрей; ты привыкаешь к лживому "вы ведь как братья", ты веришь ему, как всегда верил, и думаешь, что, может быть, это действительно навсегда - он остаётся с тобой, он будет рядом и никогда-никогда не предаст, не исчезнет, не оставит тебя одного; ты долго-долго рассматриваешь его лицо, пока он спит на старом диване, и делаешь несколько привычных набросков в альбоме, и всё это - жужжащая муха под потолком, холодное северное солнце, заглядывающее в окно, дребезжащая лампа в старой комнате, он, его скулы, ключицы, его шрам над бровью (хочется к нему прикоснуться - и от этой мысли становится страшно), созвездие родинок на смуглой шее (знаешь их наизусть) - всё это перестаёт казаться концом света, и ты, наконец, думаешь, что нашёл свой дом.
[indent] это он.
[indent] так проходит шесть лет. шесть лет, прежде чем всё изменится.
[indent] наш город болен - говорит чумной доктор - и лоб разумовского покрывается испариной, когда он пересматривает трансляцию, прокручивает её от начала и до конца в очередной раз. снова и снова. и снова. он видит, как гибнут люди, и пугается сам себя, потому что где-то на подкорке пульсирует мысль о том, что он с чумным доктором абсолютно согласен. олег глядит на него из-под маски долго, олег молчит так выразительно, что молчание его громче всякого крика - сергей знает, что олег всегда прав, олег никогда не лжёт, олег никогда не ошибается, и если он так поступил, если он на это пошёл - иначе и быть не могло. значит, так было действительно нужно.
только от мыслей об этом серёже не становится легче.
- пожалуйста, - он цепляется за лацканы пиджака олега, жалко стоит на коленях, тянет руки к нему, в надежде, что олег его наконец-то услышит, - пожалуйста, пожалуйста, пожалуйста, олег, остановись. мне страшно, олег, пожалуйста, хватит. пожалуйста, хватит. - олег остаётся нем, остаётся глух, остаётся слеп, и серёжа понимает, что это всё - взрывы, убийства, резня и кровь, бегущая по проспектам рекой - лишь начало.
- клянусь, - руки серёжи потряхивает мелкой дрожью, когда майор, улыбающийся и расслабленный - майор гром, его друг и спаситель - кидает перед ним папку с делом, отчего-то больше ему не улыбаясь. - это не я, чумной доктор - не я, это... олег! - и кивает в сторону волкова, тенью стоящего за спиной грома. игорь отчего-то олега не видит.
олега никто не видит - олег погиб в сирии год назад; сергей закрывает глаза - дни после детского дома проносятся каруселью, причудливой вереницей, в каждом из которых олег всегда рядом с ним, олег всегда здесь, настоящий, теплый, живой - принадлежащий только ему. дни после детского дома проносятся каруселью, причудливой вереницей, а потом вмиг осыпаются пеплом - теряют все краски. серёжа идет учиться - олег, завалив все вступительные, уезжает в чечню, оттуда - уже по контракту. дальше и дальше, так далеко, пока совсем не теряется. больше ему не звонит, больше не отвечает на письма.
тела его не находят.
[indent] в осколках битого зеркала - там, где раньше стоял олег - отражается разумовский, и лицо его улыбается злым, хищным, птичьим оскалом, пока весь мир вокруг сгорает, сгорает, сгорает.
[indent] привет, олег. мне было сложно писать эту заявку, потому что это как пластырь от раны отдирать - больно, пиздец! (не как пять пуль, конечно, но тоже такое себе!) потому я просто взял кусок своего поста, добавил к нему кусок своей анкеты, и вот он - текст, который ты прочёл выше. в целом, я мог принести сюда любой свой пост, любой свой текст от серёги, потому что ни одного из них нет, в котором бы олега не было вообще. потому что олег - его олег - это всё.
[indent] в общем, расклад такой: мы здесь очень сильно всрались, мы играем постканон, кроссовер с "текстом", "топями", "триггером", прочими руфд, и выясняем сложные мужские отношения с петенькой хазиным (ты, я, гром - все, ага), потому что петенька был здесь и живым, пока олег был в сирии и, ну, мёртвым. такие дела. поболтаем об этом в личечке, если решишь, что тебе оно нужно.
в моей реальности серёга и олег - переплетение фильмов и комиксов. игра была, кровавая, красивая и в венеции. потом была италия, потом была мексика - наша мексика, наша италия, только наше время перед возвращением в питер. захочешь поищем леру. не захочешь - не будем, вместе решим.
[indent] главное: будь.
заявка эта больная, как их отношения, но кто из нас вообще тут здоровый, эй?
залетай в лс с постом сразу, потому что мне очень важно сойтись по вайбам, важно сойтись по стилю, важно сойтись в общении - мы с петей по этой заявке идём два по цене одного, но я немножечко больше, конечно, так что будь готов к коммуникации и взаимодействию вне игры. я люблю кидаться тупыми мемами и шутейками, иногда - плейлистами, иногда быть серьёзным, иногда не очень. я скорее неспешный игрок (то есть, конечно, бывают приступы гиперактивности, когда посты пишутся ежедневно, но чаще всего это зависит от всяких там работ и всякой там реальной жизни), но при этом стабильный. от тебя прошу того же: будь на связи, не пропадай, даже если вотпрямщас на игру не стоит, но всё ещё не перегорело - говори, я умею ждать. я никогда не тыкаю (если только в шутку - я так флиртую!) вот этим вот ГДЕ ПОСТ КОГДА ПОСТ, и буду благодарен, если ты тоже не будешь так делать (если только в шутку и ты так флиртуешь))0). да, игрок на этой роли уже был, наиграно было действительно много, и я надеюсь, что это тебя не испугает - у олега с серёгой столько всего во что мы можем упасть, ну правда. ты, кстати, читал комиксы? а новый, выходящий, который "дорога в никуда"? если не читал его конкретно или вообще не - не беда, главное, попади в нужный образ, а комиксами и отрывками я сам тебя закидаю, сам всё расскажу, если потребуется.
я пишу от трёх до шести тыщ символов, иногда больше, иногда меньше. я очень редко играю нц ради нц (вообще никогда, кажется, не), и отдаю предпочтение емоциям и вот этому вот всему. я пишу лапслоком, я могу ставить тройку, могу не ставить. я люблю выделять текст курсивом и (иногда) цветом, и очень советую почитать пример поста, чтобы понимать для себя, сойдёмся мы или нет.
я мог бы ещё много сказать, но лучше скажу это лично - приходи и оставайся. ♥
[indent] p.s. дима чеботарёв на внешности - да!
пример вашего поста
ирония поглотила весь город и стала символом интеллекта,
я говорю: "иди домой, <...>", я мертвого тела искренности инспектор.
аккуратно работаю с ножевыми и сквозным огнестрелом,
мне так трудно доставать эти ярко-зеленые пули из его тела.
сильные с дьявольским смехом сверху поливают меня водой.
мне вас не поймать, да и не буду за вами гнаться,
максимум, пару раз крикну: "скотина, стой",
да начну сам под нос себе ругаться
[indent] утопить? может, сжечь лучше?
[indent] (так привычней, серёг)
[indent] или вообще огнестрел? ну, знаешь, шестой он мог бы и не пережить, а этот и с единственной не справится - если знать, куда бить.
[indent] теперь-то ты знаешь.
[indent] всё ещё рад, что вы с олегом разъехались? да, конечно же, временно. глянь, как ему весело стало сразу: вспомни, когда он в последний раз с тобой так веселился, когда был таким непосредственным, не натянуто-усталым, а таким - живым. живым настолько, что лучше бы мёртвым.
[indent] (ЗАТКНИСЬ)
разумовский прикрывает глаза - этот голос будто настигает его приступом нескончаемо-нетерпимой мигрени, приходит резко и неожиданно, в глазах почти что темнеет.
- заткнись. - шипит он змеино - теперь вслух, теперь не ему, теперь олегу, отчего-то резко превратившемуся из его олега в карикатурно-жалкого, какого-то слабого и нелепого. и слов не находится.
и слов не находится, потому что разумовский не может идентифицировать собственное ощущение: раздражение (ревность?), обида (ревность?), злость (ревность?), ярость (ревность?) - нет, всё не то. что-то другое пробирает тело его до костей, что-то другое заставляет его развернуться - не сорваться, устроив скандал, для чего это? разве сейчас это вызовет у них что-то помимо смеха и мазохистского удовольствия? ведь именно им они упиваются вместе уже целый день - иного не может быть, общего в них меньше, чем у караваджо и пикассо, чем у моцарта и рэпера хаски, чем у ... красочные метафоры не подбираются - вместо этого подбирается противный смех к горлу. над иронией всей сложившейся ситуации. над самонадеянно-заплетающимся голосом хазина, над тем, как блестят их глаза, пьяные, расфокусировано-мутные.
разумовский думает о том, что впервые видит олега настолько настоящим, простым, человечным: может, если бы меня не было рядом, ты был бы таким всегда? был бы счастливым, весёлым. независимым.
[indent] от этого подозрения противно становится.
от этого подозрения - а ещё от того, как хазин к нему льнёт (смотри, к нему, не к тебе)(с громом то же самое было, да?)(думаешь, ему, ну, совсем всё равно, с кем?)(думаешь, у них что-то было?), как цепляется за плечо волкова, обращаясь к нему, и с губ его это "олеж" звучит настолько интимно, насколько друг к другу могут обращаться лишь любовники и собутыльники. со вторым, разумеется, всё очевидно. а первое?
хочется оставить их валяться здесь, на этой набережной, пока их не подберёт патруль - и потом, и после. пусть папочка петеньки вас вытаскивает. ни пальцем не пошевелю, клянусь - думает разумовский, понимая, что не сможет с ним так поступить. только не с ним.
[indent] (если его заберут - обратно ты его не получишь)
- поднимайся. - голос сквозит холодом арктики, режет тупым ножом по стеклу, звучит каркающе, угрожающе, так, будто волкову напротив лучше бы оставаться на месте - кто знает, что с ним случится, если он пойдёт с разумовским. - вставай давай, дома поговорим. - тянет ему руку, сознательно игнорируя того, другого; если вы увидите, что два человека тонут, кого из них вы спасёте?
[indent] рука его остаётся пуста.
рука его остаётся пуста, потому что второй утопающий, отключаясь, обмякает, стекая на плечи олега, становится каким-то таким крохотным и потерянным, что разумовский почти начинает чувствовать вину. едва ли не впервые - в его отношении.
выругавшись, он закатывает глаза - вызывает такси, пока волков баюкает хазина (картина больного художника-сюрреалиста, честное слово).
- поедем ко мне. - почти командует он; губы кривятся пренебрежительно, пока бессознательное тело погружается на заднее сиденье (хотелось, конечно, в багажник)(может быть, по частям, по классике петербургского жанра).
[indent] домой они едут молча.
