Мы сидели в приемной у доктора-онколога в больнице Святого Патрика, держась за руки так сильно и крепко, словно готовились вместе к прыжку в бездну. И, честно говоря, так оно и было. Прыжок в темноту, в которой придется падать до тех пор, пока не появится проблеск света. В этом прыжке мы с Идой будем и отцепляться друг от друга, и теряться, путаться и бояться, но каков не был бы конец этой темноты - она всегда будет со мной. Такая уже у нее судьба - быть моей женой.
[indent]
Врач зашел в кабинет с моей медицинской картой и сел за свое место. Он выдохнул.
- Не томите, - грубо сказал я, предчувствуя, что сейчас начнется натирание вазелина перед тем, как метровый дилдо всадят в мою задницу.
- У вас рак второй стадии в области левого яичка. Болезнь прогрессирует быстро. Опухоль злокачественная, нужно оперировать и…
- Минус одно яичко у меня, - перебил я доктора. - Но всегда же есть пресловутое “но”? - новость о том, что у меня рак ударила слишком резко - точный джеб прямо в мозг, который сотрясся, но еще этого не понял. А поэтому “болевой шок” еще только приходил, а пока я мог ерничать, шутить, язвить, пытаясь получить сведения о своем здоровье. Всегда же есть злоебучее “но”. У докторов без них не обходится.
[indent]
Первая волна шока от новости настигла меня, и я потерялся на пару минут в реальности, начиная винить себя, что не сразу понял свои сигналы организма, что не послушался жену, когда она сказала, что надо к доктору, что был слишком беспечен к этому всему.
Боль в области паха появилась неожиданно и очень болезненно. Сначала списали на то, что нужно поменьше есть острого.
Потом организм дал сигнал в области поясницы, когда боль была такой, словно мне сотнями дубинками переламывают кости, и это все отдавалось в области почек.
У меня стали чаще отекать ноги, я поправился на добрых 7 кг, мое левое яичко становилось тяжелее и оно зудело. Мне постоянно хотелось чесать его, но стоило к нему прикоснуться, как я касался будто бы раскаленного металла.
[indent]
Избавление от острой пищи, прием каких-то препаратов для работы кишечника и желудка совсем немного снизили боль, но, причина явно была в другой. С каждым месяцем становилось хуже, и я старался не думать об этом, занимаясь работой через боль, сквозь зубы, преодолевая себя каждый день.
Секс с Идой свелся до неприличного минимума - я все списывал на то, что много работы. Крематорий требовал много затрат, я был в стрессе, думал о том, как развивать бизнес и как выплачивать кредит банку. На руках дети-подростки, которые уже стремятся быть взрослыми и совсем уж самостоятельными, но они еще не до конца оперились для этого. Три года в Вульфкрике был похоже на водоворот, который зассасывал все сильнее. Но рано или поздно этот водоворот должен был закончится - он выплюнул бы меня на берег тихой и безмятежной семейной жизни.
[indent]
Пока что этот водоворот отхаркнул меня на берег со смертоносным вулканом, и только от меня зависело - выживу я или нет. А я хотел жить.
[indent]
Тогда-то Ида и не выдержала и силком поволокла меня по врачам. Сказать ей что-то поперек я не мог. Мое состояние становилось все хуже и хуже.
[indent]
Если бы не ее настойчивость, наверное, через полгода, может год, она стала бы вдовой с двумя детьми.
[indent]
- Да, есть “но”, - врач по тону разозлился на то, что я его перебил. - Метостазы переходят постепенно в сторону правого яичка и во внутренней стороне бедрах есть лимфоузлы. Вам нужна будет химиотерапия после операции, но сначала вам нужно пропить препараты, чтобы попробовать локализовать участки и не позволить болезни продолжать дальше распространяться, - врач принялся записывать что-то на листе. Я вытянул голову, как черепаха, пытаясь посмотреть, что он там написывает.
[indent]
Я нагнулся к Иде и прошептал ей на ухо:
- За деньги не переживай, у меня есть на счете деньги и если что родители помогут, - хотелось как-то ее успокоить. Вопрос, конечно, был не в деньгах. В вопросах рака счет идет на месяцы и редко когда на годы.
- Простите, миссис Тодд, повторите вопрос, - врач посмотрел на мою жену безучастно, не выражая ни капли сочувствия горю, который свалился на нас обоих. - Если болезнь продолжит прогрессировать в текущих темпах, то у вашего супруга есть максимум год. Минимально - полгода, поэтому медлить и оттягивать я не рекомендую.
- Всегда у рака так - максимум год. Да, блять, вот Шеннон Доэрти сколько борется с болезнью и живее всех живых! - возмущенно сказал я, гневясь на то, что жизнь несправедливо отнеслась ко мне, отмеряя максимум год. Точнее, меня бесил этот напыщенный врач, который выдвинул моему телу и духу такой приговор.
- Ничего, я еще поборюсь с этим раком! Покажу ему, где раки зимуют, - от стресса я стал шутить, но эти шутки были не к месту и раздражали доктора - это можно было понять по тому, как он цокнул языком. - У меня в семье все долгожители! У моего жены тоже! Мы еще саму смерть переживем! У жены даже прабабушка есть, которой уже… Сколько ей уже лет, дорогая? - я посмотрел на жену, нахмурив брови. Я правда не помнил сколько лет уже госпоже Блэк. Я тряс ногой в такт своим словам, не пытаясь даже унять словесный фонтан, который на меня обрушился, когда накатила вторая волна - паника, когда ты понимаешь, что вот тебе-то не повезло выиграть в генетическую лотерею и пополнить список долгожителей рода Тодд.
[indent]
Паника, когда ты понимаешь, что у тебя есть минимум полгода, а в лучшем случае год, чтобы побороться за свою жизнь и не оставить жену двоих детей. Слишком была сильна любовь к моей семье, которую я не хотел оставлять в столь раннем возрасте. От того, что любовь была сильна и крепка, мое сердце терзалось от сильнейшей боли, что я не сдержу обещание, которое давал жене перед алтарем: умереть в один день, чтобы ни один из нас не страдал от того, что другого нет рядом.

Километры, намотанные пробежками в лесу — через сотни наколотых дров — через яркий запах свежей краски на заборах соседских домов. Реджинальд делал всё, чтобы физическая усталость пересилила память, но это была великая битва двух титанов внутри одного подростка.
«Скорее бы полнолуние» думал Реджинальд.
«Скорее бы полнолуние, под треск лопающейся кожи, под хруст ломающихся костей, эта точка сотрется из моего сознания».
Он старался держать эту точку безымянной, бесцветной, бесшумной. Он старался обезличить его и то, что они сделали.
Но такую яркость нельзя закрасить серым.
Реджинальд почти не спал, не вылезал из спортзала, не останавливался.
Вот и сейчас он прибивал в коридоре абсолютно ненужную полочку, выточенную из собственноручно покрытой лаком доски.
Лак — ногти — тонкий запах мокрых волос.
Цепочки ассоциаций сажали его на строгач, заставляя идти рядом. Шипами впивались в шею, памятью об ударах чужого сердца, памятью о широте зрачков, памятью о том насколько это было пошло и насколько просто, а самое главное...насколько это было приятно.

— Или ты мне поможешь или я завалю экзамен после каникул, по дружески, м, что скажешь?

Несколько дней старательно выскабливаемая со стенок черепа, обезличенная немота — обрела голос и напиталась оттенками.
Реджинальд босой, одет в домашние джинсы, рвано обрезанные по нижнему краю ниже колена. И без футболки. Жарко.

— Дальше то можно пройти, или ты так рад меня видеть, что дар речи потерял?

Завалю. Завалю. Завалю.
Завалю. Завалю.
Завалю.

Примерно весь спектр услышанного из нескольких фраз.

— Жара страшная, ты заметил? Я бы не отказался от воды.

Нехотя пропустив Сэйджа дальше прихожей, Реджинальд идёт следом на расстоянии вытянутой руки, чуть больше.
Скептически кривится в усмешке ему в спину.

— Резко забыл какие отношения между нашими... хм, общинами? Отец выпотрошит тебя, если учует здесь. Ты ведьмак. Совсем жизнь не дорога, приходить вот так в открытую?

Откровенно говоря, Реджинальд не помнил как так вышло, что дом Войда был близко.

В конце концов, волчонок знал всю глубину вражды местных оборотней и ведьм. По крайней мере до той степени, как она может интересовать, увлечь и вызвать понимание у шестнадцатилетки.
Недостаточно.

Схватив в кухне железную кружку, Реджинальд наполнил её из холодного крана, обернулся и протянул Сэйджу.
Рука не дрогнула.

Даже горю отмерен срок.
Невозмутимый маятник истории отсёк половину столетия, словно резвый барашек гильотины, и ужасы главной трагедии века стали отдаляться за кулисы прошлого — к другим зловещим фантомам. Европейский феникс отряхнулся от военного пепла, и Францию 50-х годов охватил безбрежный оптимизм: новые хиты звучали по радио, в столице возродились модные дома, люди заводили семьи и аплодировали чуду прогресса. Не тронул он только тени в окне квартиры на Бомарше; Дорси смотрел на Париж сквозь решето ажурного тюля и видел, как «дивный новый мир» маршировал по его улицам под гром американского рок-н-ролла и косноязычные фанфары телепередач. Мир, отряхнувшийся от шока, увлёкся экзистенциализмом, а исхудалый человеческий дух охотно проиграл соблазнам всевозможных излишеств, пренебрегая голосом контуженной морали.

Дорси упивался тоской — он меланхолично предавался ностальгии, которая тем горше першила в его мозгу, чем глубже ум травило одиночество, и, казалось, совсем не искал исцеления. Даже напротив — он так истово вглядывался в сердце своей печали, что она ему стала даже роднее голода.
Иногда он садился в своём высоком кресле рядом с немо дремлющим камином и представлял, как бредёт сквозь глухую ночь аравийской пустыни, влачась по остывшим волнам сыпучих барханов: тишина стелется вокруг него тяжёлым шлейфом, шаги поднимают в неподвижный воздух пыльный, стеклянный запах остывшего песка, а сверху глядит на землю несметное полчище звёзд; и пока вращается небесный купол, ночь сбегает на запад и над горизонтом вырастает малиновый холмик утреннего солнца. Его оплавленный контур мелко рябит, и наконец оно, поднявшись, заливает песчаное море жаром и светом, принося с собой быструю мучительную смерть.
Эти мрачные грёзы волновали воображение вампира с необыкновенным постоянством, но однажды его фантазию прервал сухой педантичный стук в дверь. За ней, на узкой лестничной клетке стояла консьержка — дама редких манер и по-стариковски чопорного нрава, — она держала в худой огрубевшей руке бумажный конверт и протянула тот с короткой фразой: «Принесли для вас, мсье д’Орсе». Дорси забрал его и, обронив слова благодарности, повернул, найдя, что с обеих сторон конверт пустовал. В это время строгий стук каблуков уже спускался вниз по крутым ступенькам.
Заперев квартиру, вампир вспорол бумагу ножом и вынул письмо — от сложенного листа едва уловимо слышалась нота флорентийского миндального мыла. Дорси на краткий миг застыл в ступоре; чернильные строчки извивались знакомым почерком и кончались скромной подписью — Э. Спенсер. Пол начал уходить из-под ног, и мужчина безнадёжно повалился обратно в кресло, щипая ногтем под аркой верхней губы. Его глаза беспокойно бегали, а в висках молотило лихорадочное раздумье. По лицу вампира взбежала тревога. Он ещё раз поднял ко взгляду письмо и с боязливым прилежанием перечитал в нём каждое слово. Покомкав недолго его поля, Дорси растопил им камин, и ослепшие думой зрачки наполнились отражением пламенных искр. «Во что ты решил меня впутать?» — крутилось в его голове.

В Париже наступила полночь — она пахла петрикором и опрелой листвой. Ливень, намочивший дома, перестал, и Дорси, в сухом пальто и лакированных дерби, вышагивал безмятежной походкой по влажному тротуару, держа свой пеший путь в восточном направлении — в Шарон. Автомобили дремали у обочин, голоса немногих прохожих звенели раскатистым эхом, а на жилых этажах гасли последние бдящие окна, поддавшись сонной хандре непогожего вечера. Дорси пристально слушал воздух, ища в его густой симфонии брызги металлического аккорда, и стоило одной струне запеть — он ухватился за неё, как за нить Ариадны, и устремился к источнику.
Нырнув в безлюдную подворотню, он уже явственно ощущал, как, напитанный вкусом крови, впереди тлеет пожар убийства, и понимал, что скоро на его дым слетятся нюхачи Дюплесси. Когда на дне тупика Дорси увидел другого вампира — девушка точно повторяла свой письменный портрет — и, не таясь, обнаружил себя, он замер, воздев вперёд открытую ладонь, и спокойно с твёрдостью произнёс:
— Мне жаль помешать вашей трапезе, мадам, но этим, — он кивнул на объедки чужого ужина, — вы поставили себя в опасность, — он сделал короткий, но уверенный шаг навстречу и перехватил обеими руками свою трость. — Здешние угодья охраняет парижский клан. Только что вы преступили их законы, — сладкий человеческий запах обласкал ему ноздри, и на верхнем ряде зубов у Дорси показались клыки (сказывалось недоедание). — Вам нужно уходить. Я помогу вам спрятаться, — вкрадчиво, но с дрогнувшей выдержкой пообещал вампир. — Поверьте, я никому не желаю зла. Что вам говорит интуиция?
Самообладание зачастую работало как уловка, но в самом деле, Дорси только и приходилось сейчас, что надеяться на купаж своего обаяния и смятения в душе незнакомки. Её лица он не припоминал, а значит, апеллировать к своему реноме было слишком непрочным средством — даже менее верным, чем попытка взывать к чутью. «А ведь окажись оно действительно острым, мне сулит однозначный отказ, — усмехнулся про себя Дорси. — Ты никогда не вмешаешься без причины», — обратился он к своей горькой памяти об Э.
 
https://bostoncrazzy.rusff.me/viewtopic … =2#p582797 — ссылка на акцию на форуме

Шанс. Возможно это был их последний шанс поставить в этом деле жирную точку. Собрать все силы в кулак и просто сделать. Убить последнюю оставшуюся в живых из тех, кто стал виновницей бед, кто уничтожил тех, с кем Кэсси была связана кровью, ее потомков.
Шанс воздать ей то, что она заслужила и то, что девушка ей давно задолжала.
Возможно, шанс на новую жизнь для Финна, без тени страха и бесконечного бегства. Шанс, который им так необходим и который они ни за что не упустят.

Узнать в один день, что у тебя есть потомки, те в чьих жилах течет твоя кровь и тут же услышать что их больше нет, было невыносимо тяжело. Девушка искала хоть какую нибудь информацию о них столько времени и везде натыкалась на тупик. Что в конце концов решила лучше не верить в те ведения ведьм, чем потом разочароваться.
И вот когда они были так близко - их не стало. Вместо  встречи за столом она навещала их сырые могилы, и стоя у немых плит кричала про себя "а что если? " Если бы она поверила и приложила чуть больше усилий, а не оставила это все отцу, если бы узнала их чуть раньше…

"А что если" - самый опасный вопрос который мы задаем себе. Сожаление подобно яду медленно отравляет и разъедает нас изнутри, оставляя оголенными все наши чувства. Оно не дает нам двигаться дальше и постоянно возвращает нас к тому, что изменить уже не в силах.

Марло была из тех вампиров кто лично присутствовал на казни, кто выполнял не понятно чей приказ, кто обратил единственного наследника ее крови в вампира. Словно в насмешку или в протест, она создала себе подобного связав их прочной связью, которую сейчас можно было использовать против нее.
Но Кэс было плевать, что теперь он не маг, что теперь сущность Финна стала иная, для нее он по-прежнему был тем милым парнем, каким его воспитали родители, каким он был  до обращения, таким каким она его никогда не знала. Но в тоже время, в глубине его карих глаз Кэсси видела льдинки грусти и какой то усталости, словно он нес тяжелый груз на своих плечах и никак не мог его скинуть.

Форест смотрит в лобовое стекло как снег сказочно переливается на солнце разноцветными блестками и пытается задержаться в этом моменте, запомнить его.
Она поворачивается на парня и замечает, как солнечный свет отливается на его черных кудрях, упрямо выбивающихся из под бейсболки. Кэс улыбается, на минуту ей кажется, что это обычный день, из тех которых никогда не было. Что вот сейчас они собираются ехать на какой то пикник где их уже все ждут. Та самая странная семейка которая появилась в их жизнях совсем недавно и очень неожиданно. Они разведут костер и вечером будут жарить зефир под очередные рассказы Кевина о его приключениях и шутливо их комментировать.
Кэс еще мгновение не сводит с парнишки взгляд, пытаясь оставить в своей памяти этот момент, как на фотокарточки, на случай если сегодня все пойдет вдруг не так, а затем заводит машину и смотрит вперед.

Убить вампира - страшно и не просто, даже если он не намного тебя старше, а ты подготовленный и опытный боец.Как подобраться к тому  кто превосходит тебя в физической силе и скорости? Как выйти из всего этого не просто победителем, но при этом остаться живым.

Кэсси определенно знала ответы на эти вопросы, так как не раз сталкивалась с детьми ночи и убивала их. Это всегда было сложно, не смотря на долгую подготовку или чистую импровизацию, такие монстры как Морло  просто так не сдаются. Блондинка привыкла рисковать собой и без страха шла в самое пекло, но на этот раз все было иначе.
Финн попросил ее о помощи, рассказав, что хочет наконец убить своего создателя. И разумеется, Кассандра не могла отказать. Она давно объясняла парню, что жить в бегах не вариант, что она готова самолично убить эту стерву и развеять ее прах по ветру. Но он ждал.
И вот когда решился, Кэсси с радостью приняла приглашение отправиться с ним в такое путешествие.
Разделить с Финном этот момент было важно для девушки, равно как и то, что он предпочел положиться на нее в трудное время, а не стал действовать в одного

Сейчас ее волнение зашкаливало, ведь на этот раз Кэсси отвечала не только за себя, но и за Финна. Ее Финна. Того, кого однажды оплакала и считала мертвым, за кого мстила с отцом и которого вновь обрела не так давно. Она боялась. Липкий страх, как маленький поразит, проползал внутри оставляя холод, а в мыслях то и дело крутилась мысль "а что если не смогу уберечь, что если снова потеряю?"
Взъерошив белокурые волосы, Форест запретила себе о таком думать, нет, она будет опорой и поддержкой для Финна в этом пути и поможет со всем справиться. Как бы ей самой не было страшно.
- Ты точно готов? Тогда поехали, направляй.
Все, дороги назад больше нет. Технически, конечно, всегда можно остановиться и повернуть назад, но не в этот раз. Они выехали на дорогу где положат конец той боли и несправедливости которую испытали из за Марло, нет, это конечно никого не вернёт и не затянет шрамами раны, но даст чувство завершенности, а Финну покой. Жизнь, где ему не нужно больше боятся и бежать, предавая свои мечты и разрушая тем самым важные планы. Пропуская то, о чем потом будет жалеть. Кэс не могла такого позволить, потому что этот мальчик заслужил иной жизни и она во чтобы то не стала поможет ему ее обрести. А еще, они надеялись узнать, кто отдал приказ, кто стоит за всеми этими убийствами.
- Опыт у меня есть и я взяла все необходимое - девушка кивнула головой назад, имея в виду багажник- но это почти всегда не просто, особенно когда завязано на эмоциях. Форест видела, как парень и без ее предупреждений  волнуется и пыталась подобрать нужные слова, важные в такой момент. Был бы тут Кевин он бы точно нашел что сказать, завел бы речь поднимающую  боевой дух. Она улыбнулась своим мыслям, ведь подобным ораторским даром она не обладала.
- Просто знай, что ты будешь не один против нее и как бы она не пыталась залезть в твою голову, не буквально, но поверь, она обязательно будет играть на твоих чувствах, на боли. Девушка вздохнула и потянулась рукой к Финну, накрывая его ладонь - ты должен помнить, что я буду рядом и помогу дать отпор. Но не все можно решить магией и грубой силой, ты должен быть сильным ради себя, ради той семьи которую ты потерял и той которую обрел.
Вложив в улыбку и в прикосновение все свои чувства и поддержку, Кэс вновь повернулась к дороге, положив руки на руль. Замечательно. Ты должна говорить вдохновительные речи, успокоить и придать уверенности что все будет хорошо. А ты словно говоришь "не умирай там пожалуйста, а то я не знаю как сообщить остальным".
Кассандра злилась за то, что была сейчас бесполезной, не смотря на свой опыт она не могла подсказать Финну как поступить и что чувствовать. Все таки сражения и бои не ее стезя. Да и ответственность девушка привыкла нести только за себя. А сейчас, все иначе.

- И между прочем, в тот раз я не смогла  добраться до Марло, поэтому сейчас эта поездка для меня тоже важна, помимо всего остального. И выждав паузу, добавила:
- А вообще, всегда хотела с тобой куда-то съездить, долой банальные атракционы, надерать задницы плохим вампирам вот где круто. Она улыбнулась, надеясь как то разрядить обстановку.
А может, она должна была и вовсе замолчать, чтобы не мешать ему собраться с мыслями, включить музыку? Она не знала.

Отрицание. Мы прячемся за ним как за стеной, защищающей нас от неизбежной и такой ужасающей правды. Мы смотрим сквозь него на окружающие нас вещи, на происходящее вокруг. Через искаженную призму отрицания мы судим о людях и их поступках, так уверенно доверяя своим суждениям. Когда правда неудобна или способна причинить боль, нам легче начать ее отрицать. Отрицать то, что мы сами себе позволили мечтам и представлениям взять верх, отрицать то, насколько мы были глупы, проявляя веру во что то. Например, что ужасное с нами никогда не случится, боль коснется кого то иного, обойдя тебя.
Особенно громко разбиваются наши мечты. Мы до последнего прячемся за стеной отрицания, ведь пока она есть,  остается надежда, что еще можно что то исправить.

Кэсси не понимала куда ведет разговор парень и причём тут спиритическая доска. Казалось бы, парень так неудачно шутит, вот только улыбки на его лице не было, как впрочем, и каких то других эмоций. Он выглядел так, словно таскал все это время с собой огромный груз и в конец обессилел. Серая тень застилала его взгляд и ведьма почувствовала, что это все не к добру.
- Марк значит, я наслышана о тебе, Андрей столько рассказывал, наконец мы встретились - Кассандра кивнула   и улыбнулась, переводя тему в приятное русло, она давно хотела наконец познакомится с тем самым парнем о котором ей рассказывал друг, но представляла эту встречу иначе.
- Я не совсем понимаю тебя... давай на ты, мы все таки не в прошлом веке живем. Девушка снова улыбнулась, словно пыталась до последнего спрятаться за приятными эмоциями, как будто они могли защитить от правды, которая была готова вот вот на нее обрушиться. Она не хотела понимать, даже думать куда ведет Марк и почему так безжизненно упоминает о том, кто ему дорог. Десятки вариантов причин этому всему Кэсси нашла у себя в голове пока Маркус ставил чайник, она готова была поверить в любую безумную теорию о том, куда подевался Андрей и почему не выходил на связь все это время, почему его здесь нет.
Блондинка быстро бросила взгляд по сторонам и все буквально кричало ей о чем то страшном, о беде, которая пронизывала воздух и пропитывала своим горьким ядом каждую вещь тут. Но девушка все еще стояла не шевелясь, словно боялась спугнуть ту самую реальность, в которой  незнание спасало ее.

Но  друг Андрея не был так осторожен с ней и вывалил правду как есть,  предлагая показать место где покоится друг.
Черные нити, как плети, ударом окутывали сердце тоской, наматываясь вокруг с каждым сказанным словом и передавливали собой приток крови.
Эти слова сказанные парнем казались бессмыслицей. Но Марк и не думал разгонять тучи которые вызвал своими словами, правдой, которую Кэс все еще не хотела понимать.
- Кладбище? Она повторяет следом, словно проверяя не послышалось ли, она не узнает собственного голоса, такого тихого и лишенного обычных ноток беззаботности. Форест качает головой и белокурые локоны приходят в движение, повторяя за хозяйкой. Она отгоняет от себя то, что только что услышала, будто это было возможно. Словно она могла протянуть руку и остановить ту правду, которая на нее надвигалась как стена, огромная, из черного кирпича, готовая вот вот на нее упасть и похоронить под своими завалами.

Маркус тем временем предлагает горячий напиток и приглашает присесть. Его спокойный тембр голоса выбивается из происходящего сейчас, она смотрит на него и пытается увидеть в глазах подтверждение слов, она хочет разделить с ним эту боль, которая стала нарастать в груди черным цветком, но не видит этого. Ведьма приходит в смятение, смотря как Маркус медленно заваривает чай и не спешит с объяснениями, она не понимает, как он может быть  спокойным сообщая такое?

Форест делает несколько глубоких вдохов подряд чтобы заполнить легкие кислородом, которого в раз стало не хватать. Сердце забилось с бешенной скоростью, а мозг пытался донести до него правду - друга больше нет.
Как, черт возьми, как это могло случится? Он же сирин, дух живущий кучу лет. И вдруг умер? Не сказанные вопросы застряли где то в горле, потому что ведьма не могла произнести ни слова, на слабых ногах она упала на стул и опустила взгляд полный непонимания. Сложно было что-то сказать, задать вопрос или пошевелиться, словно внутри ее кто-то заморозил.

Кассандра подняла голову на парня и поняла, что наверное с этой болью он живет не один день и эта оболочка которая теперь была Марком выжата и обессилена. А может он тоже еще не до конца смирился с потерей?
- Какие к черту враги?! - девушка резко поднимается со стула и ее голос разлетается по кухне эхом, еще минуту назад она не знала где найти силы чтобы заговорить, а сейчас внутри у нее взорвалась атомная бомба. Ей хотелось кричать, крушить все вокруг, выплеснуть куда то свою боль и злость. Убили?!
Это было выше ее понимания, но именно то, что ее друга кто то намеренно лишил жизни, придало ей сил, ударило током и сняло заморозку.
- Ты знаешь, кто именно это был и за что? Свет в доме начал мигать, но девушка сжала руки в кулаки и все прекратилось. Она умела контролировать выброс магии, но иногда нарочно ее выпускала, словно зверя с поводка, которому была необходима иногда свобода.
Вместе с магией выходят наружу и эмоции, которые копятся в ведьме, а это бывает чревато непредвиденными последствиями, как для девушки, так и для окружающих.
Но громить чужой дом, тем более друга, она конечно, не собиралась, но желание мести появилось мгновенно. Тот черный цветок в груди из боли стал обрастать шипами, с концов которых медленно капал яд, для врагов, которые только что появились у ведьмы. Нет, Форест не знала подробностей и надеялась что Маркус их поведает, но точно решила, что найдет всех причастных и плевать сколько это займет времени.

Друзья для Кассандры  были всегда слишком важны, за многие столетия девушка поняла, что не каждый улыбающийся тебе может стать твоим другом,  не все, кто идет с тобой по пути  протянет  руку в трудный момент.
Она еще помнит себя когда была одинокой и сломленной, когда казалось всему миру было плевать на нее.   
Она дорожит дружбой и возможно, чрезмерно опекает тех, кто ей дорог. И не дай мерлин если кто то решит причинить им вред, фурия внутри милой Кассандры выпустит свои коготки, готовясь нанести удар.

Но сейчас ситуация была иная. Она уже не могла спасти Андрея, как то защитить, прийти вовремя и помочь, она просто была где то за тридевять земель и понятия не имела, что произошло. Что у друга были какие то враги.
- Он ничего не говорил мне ни о каких врагах... Кэсси вновь заговорила тихо, возвращаясь на стул в то же состояние непонимания и глядела в свое отражение в чашке с чаем. Приятный аромат поплыл по кухни и девушка медленно вдохнула его, пытаясь таким образом успокоится. Но не получалось.

Прошел целый месяц!
Она мотала головой, начиная винить себя в том, что не расспрашивала друга о делах, не настаивала озвучит ей то, о чем тот умалчивал. Хороша подруга. Кэсси прикрыла глаза, потому-что слезы предательски защипали в них, она не могла принять, что лишилась друга с которым они столько прошли. И хоть они и виделись с Андреем давно, это не мешало их отношениям крепнуть.

А что теперь? Что осталось от их дружбы? Холодный камень на могиле безжизненно возвещающий о конце этих отношений? Словно все чувства и эмоции можно было так легко закопать глубоко в землю, так просто засыпать землей все, что они прошли с ним вместе, украсить немыми цветами их мечты и планы, ставя на всем навсегда крест.

Форест запустила руки в волосы и попыталась понять чего она сейчас хочет. Увидеть могилу друга было необходимо для принятия правды, для подтверждения этого ужаса. Но было ли в ней самой столько силы чтобы посмотреть в глаза другу, который отныне будет взирать на нее с серого, мертвого, как сам он, камня?   

В каждом живет свой демон. В каждом он свой. Есть те, кто с этим демоном родился и сквозь время, тварь подобно спорам плесени пожирает душу, затмевая там все светлое собой, оставляя лишь черный налет и искаженный до неузнаваемости силуэт человека. А есть те, в которых демона взрастили. Они обычно тихий, брошенные в школе, одиночки по натуре, не нужные этому миру, отвергнутые социумом. Все это было очевидно психологам и понятно. Как и третья категория людей – те, что были сломаны этим миром и поднимая себя назад с колен, они протягивали ладонь в мрак мироздания. Потому что в те ужасные ночи, запертые в клетках, избиваемые до полуживого, они умоляли о пощаде, просили о помощи. Бог не слышал таких маленьких и слабых, Богу до них дела не было. Зато отвечало что-то иное. Что-то более злобное, древнее и мрачное, отвергнутое с небес тысячи лет назад. Оно брало твою дрожащую руку и поднимало тебя на ноги, оставляя свой незабываемый, не смывающийся слезами и святой водой след.
В самом Оксе демон жил довольно давно. Тот не был фигуральным, таким как Рич, сотканным из языков пламени и грешных душ падших. Он был обломком разбитого зеркала, отражавшим все то, во что Рик когда-то превратился, после переломанной на части жизни. И к сожалению, когда ему была нужна помощь, никто не кинулся закрывать его обидчика телом, никто не остановил психопата с ножом, потому что никому до маленького гоблина не было дела. Арно пришел цельный в этот мир, чистый как лист бумаги, а судьба успела за четыре сотни лет написать на белой стороне листа так много, что с загнутого уголка капала кровь. У Рика не было Харви, чтобы так же не дать в обиду, не позволить пытать, резать на части игры ради, смотреть как отрастают конечности назад, а потом делать это снова, пока раны не перестанут затягиваться совсем.
И этому ублюдку, сейчас кричавшему в глухие уши Фредерика, повезло. Ибо, наверное, в сей день оказалось так, что не во всех жил демон. В Харви еще был и ангел, вставший грудью, как щитом. Она рыдает, размазывая сырость по его одежде. Обычная манера Рика съязвить, что мол хватит мне тут ураган Катрину изображать в мои дизайнерские шмотки. Но в глотке кроме рычания ничего нет. Рычание и ненависть, в сторону лежащего на полу мужчины. Добить. Добить любыми путями. Лишить возможности встать на ноги, лоботомировать вон тем торчащим из стены острым куском старой арматуры.
Но Рич вмешивается тоже. Что за команда собралась, одни Бэтманы. Нож из пальцев извлекает и то, только после долгой игры в гляделки. Они кажется сейчас налаживали систему киберлинк не моргая. Рич посылал лучи «прекрати быть мудаком», а Окс сопротивлялся, но потом все-таки хватку ослабил, нож выпустил и Харви кинулась прочь. Помнится очень давно, как первый раз она садилась бить ему татуировки, спросила почему тараканы?
«Потому что они прикольные» ответил Арно глупо улыбаясь, а на самом деле просто потому, что они были живучие, как он сам. Они были теми маленькими уродами, которых ненавидел весь мир и при этом они умудрялись жить комфортно где-то под плинтусом вашего старого дома.
«Сейчас вырвет» Рик слышит в коридоре и медленно поднимается с колен вырастая во весь свой нешуточный рост прикроватной тумбочки. В его глазах желтый отблеск стали, и гоблин долго молчит, все-таки удаляясь.
«Окс, подождите снаружи» он не ребенок. Его отсылать на базар за хлебом не надо. Но почему-то Рик все равно подчиняется. Находит Харви в коридоре у стенки, перехватывает за тощую талию и вытаскивает на свежий воздух.
— На ступеньки не садись, там собаки ссут. – говорит он, доставая сигарету и прикуривая. Ему интересно, что бы сказал Лео, увидь он эту картину со стороны? Наверное его пацифист супруг был бы в ужасе и тут же подал на развод. Логично. Справедлливо.
В оправдание свое Рик сам себе пожимает плечами, мол, ну что я могу сделать, я ничтожество с шизофренией. Мне не стыдно. Я устал себя стесняться?
Кривая улыбка ползет по губам и Рик даже смеется своим же тупорылым шуточкам. В каждом живет демон. И его настолько уродливый, потому что переломанный и сросшийся заново как есть – уже никогда не починить. Можно только делать вид, что ты нормальный, ну а если не нормальный, то просто эксцентрик. Дергаешься, когда на тебя поднимают голос и плачешь, если у тебя вдруг простуда…
Тяжелые шаги. Арно даже не оборачивается. Ему не нужен шар Ванды дабы понять кому тяжелая поступь принадлежит. Рича он знает всего ничего, но шаги мужчины может легко различить в толпе.
От острого взгляда гоблина не ускользает жест, как ладонь демона почти ложится на его плечо, а потом тормозит в сантиметре. Окс медленно выворачивает голову и долго сверлит того глазами. Неужто боится, такого маленького, беззащитного, крошечного гоблина с оленьим хвостом и большими ушами? Кто бы…мог…подумать…
- В баре от меня точно не отстанут. Поехали ко мне. У меня нормальный вискарь есть. Это я угощаю. – вообще то вискарь не его, но как водится в таких семейных обстоятельствах, все что принадлежит Лео, принадлежит Оксу, а все что принадлежит Оксу, тоже принадлежит Оксу. Закон жизни.
Он первый идет к машине, дергает ручку. Та замкнута. Оборачиваясь на Рича, изгибает брови.
— Не бойся бойскаут. Тебе губы ровнять не буду. Больно красивые… — это не смех, а клекот птеродактиля, исходящий прямо из середины груди Арно, как раз от туда, где все проблемы жили расставив мебель. Их Рик умудрялся лишь подавлять, кормил мандаринками и укладывал спать, надеясь, что не вырвутся тварью на свободу. Флоренс, наверное, и правда за такими делами наблюдать не стоит. А то потом еще в салон не запустит и в чьи тапки в таком случае Оксу гадить? Не в свои же.

- Здесь налево… — указывает Фредерик не поднимая глаз. Старинный дом из красного кирпича. На подъездной дороге криво перед гаражом расставив квадратную задницу стоял красиво припаркованный зеленый Гелендваген. Позади него еще пара мест пустых. Ричу хватит.
В доме не горит свет. Но стоит щелкнуть на стене переключателем, как эта блядская ненавистная Рику люстра в двадцать две лампочки (целый чертов канделябр) чуть было глаза не выбивает. Арно снижает яркость, стягивает свои кроссовки и кивает гостям, чтобы шли за ним на кухню.
— Жрать будете? – Харви, конечно, вряд ли, Рич выглядит как сбитый с толку американский орел, севший на проезжую часть канадского заповедного парка и теперь не понимающий почему уродские гуси на него шипят и хотят укусить за жопу.
— Садитесь уж как-нибудь…не сломайте ноги. – барные стулья задвинуты под гранит кухонного острова. Пока они там размышляют, гости дорогие, гоблин моет руки, потом открывает шкафчики, встает на носочки, с трудом достает три бокала и ставит их перед гостями. Демон явно расценивает обстановку, Арно лишь устало потирает шею и закатив глаза, смотрит на Рича с таким видом, как если всю жизнь с этим мужчиной за одной партой провел.
— Я тебя домагаться не собираюсь Рич. У меня муж есть. – чтобы успокоить несчастное сердце демона, Арно поворачивает к нему фотографию с холодильника, на которой Лео держит крошечного гоблина за подмышки, аки собачонку, целуя в щеку, а тот визжит, скалясь и пиная воздух крошечными лапками.
— Ты выглядишь как чувак, который кушает мясо, а ты… — он достает нож из широченного черного кубика и указывает им на Флоренс.
- видимо ничего не кушаешь… — заканчивает гоблин свою мысль, втыкая предмет в деревянную доску для разделки мяса и скрывается половиной тела в холодильнике.
Обычно он готовит супругу и себе, но сегодня у него гости и готовка явно успокаивает.
- Пить себе наливайте, что как не родные… — он пододвигает огромную бутылку головой Оленя. На ней написано Далморе Король Александр Третий. И крышечка не вскрытая. Мало ли, подумают, что отравить пытается. Фредерик же пока суд да дело, ставит стейки, кидает в раскаленную черную сковороду масло, жарит в нем мясо купая, задумчиво мыча под нос знакомую мелодию. И только поставив тарелки на стол, добавляя на скорую руку сброшенный в деревянный тазик салат, Арно уходит рыться в бесконечных закромах гардеробной. Его нет минут десять, может пятнадцать. Возвращается парень с черным платьем.
— Оставишь его себе, я тебе его с подиума привез. Это Диор. Его оригинально пошивали для показа для Меган Маркл. Модель ее терпеть не может и отказалась. У меня рука не дура, как ты знаешь. – он кладет вещь на край столешницы и сам встает напротив гостей, взяв третий бокал и делая глоток, морща нос.
- Ебать у тебя вкусы родной, на пойло… — Рик не особо пил, поэтому оценить дорогую выпивку не мог. Алкоголь мутил ему не только разум и карты, но еще и желудок. Поэтому от отравы держался подальше. Делал это сейчас исключительно чтобы составить двоим пережившим шок по его вине, братскую компанию. Ее им решает составить еще и Нечто, запрыгивающее прямо на гранит островка, вылупив огромные глаза на гостей. Те редко бывали в доме. Оно может безобидное и пока гипнотизирует Рича двумя тарелками на черепе, осторожно лапу к его стейку тянет, как если никому не видно, что существо задумало. Рик тварь со стола все-таки снимает и ставит на пол. Оно пищит, недовольно задрав голову.
- Это Нечто… оно..тупое…не парьтесь. Оно не кусается…вроде бы… — Рик косится на непонятное создание на полу, что они с Лео привезли из леса. Вернее, оно само привезлось в рюкзаке. Такое пиздадельное Нечто.
— Иди… отсюда… — поддев гибкое тельце под живот ногой в носке, он аки хорька тварь отодвигает прочь и Нечто пыхтит виляя толстым задом, готовясь уходить, обиженное.