Рик знал, что разозлила его не измена жены, которая думала, что он мёртв. В конце концов, она была в отчаянии, поэтому могла и нарушить "траур" по усопшему мужу (а может, она похоронила его ещё раньше, когда он лежал в больнице, ни живой ни мёртвый после ранения, и никаких надежд у них не было?). Но она должна была сохранить жизнь их сына в безопасности, он должен был стать для неё приоритетом, а не ёбля не пойми с кем. Ярость была болезненной, жалила так, что он буквально задыхался, хотя вообще был не склонен к сильным эмоциям, обычно спокойный и понятные как никто другой. Возможно, он был даже слишком скучным, невозможным для жизни. Но Граймс гасил в себе чувства, потому что они причиняли неудобства, заставляли творить разную дичь, а он к этому не был готов. Как его отец, который делал что угодно, лишь бы им всем не было скучно, а потом умер, оставив массу проблем и долгов.
Рик пообещал себе, что не будет таким. Что его жизнь сложится иначе. Для него это было важно. Он строил свою жизнь в окружении простых чувств, которые не причиняли боль. Он смотрел на Шейна, который жил совсем по-другому, и думал, что ему быть таким было бы сложно, а может быть, даже больно.
Уолш был куда более свободен во всём, что касалось эмоций, и иногда Граймс даже советовался с ним, потому что доверял ему как никому другому. Он знал, что Шейн никогда не солжёт и не причинит ему боль, что он всегда будет рядом, когда будет нужна его помощь, — и долгое время был уверен, что Уолш не слишком дорожил их дружбой.
А сейчас, глядя на то, как друг его обнимал, а потом — на то, с каким пониманием смотрел... Рик не понимал, почему Лори его предала, а друг, который никогда не выглядел излишне вовлечённым, заботился о его сынишки больше других.
И всё же...
— Мэрл? Этот кусок говна? — выдохнул сквозь зубы. — Значит, правильно я эту мразь пристегнул на крыше. Надо было добить суку, — глухо прорычал, опуская взгляд.
Отцовский гнев, знакомый с детства, клубился в груди. Рик всегда старался держать эмоции в узде, потому что считал это правильным, но сейчас отчаянно хотел найти Лори и... И что? Избить её? Сделать этого он всё равно никогда бы не смог: думал, что любил. А теперь понимал, что даже уважения к ней у него не осталось.
— Ты бы сказал бы мне, если бы это не сделал Карл? — сипло спросил, стараясь успокоиться. — Хах... Сейчас она обнимала меня и лезла, словно мы... мы были в порядке. А оказывается, мы давно уже лишены всякого порядка.
В общем-то, Рик не верил в любовь. Да, он был добрым и мягким, но чувства, о которых писали в романах, были не для его понимания. Он считал, что это всё — обманка романистов, которым нужны были деньги.
Лори ведь хотела любви, а когда не смогла получить её, стала искать, где добрать эмоции, занималась кучей дел. А могло ли быть так, что она изменяла ему и тогда?
Наверное, ведь он её совсем не хотел. Смотрел — и не хотел. На самом деле, были у него мысли, с чем это было связано, да говорить ему было об этом стыдно и противно.
Рик другого хотел. Не заботиться, а чтобы хоть раз позаботились о нём. Чтобы кто-то просто пришёл, принял решение за него и больше не нужно было волноваться, переживать.
— Слушай, — он сглотнул, стараясь успокоиться. Чужая рука на плече грела и посылала тепло, и он против воли придвинулся ближе к Шейну, слабо улыбаясь ему. — Я не смогу спать с ней в одной палатке. Не хочу о неё мараться. Может быть, я бы простил, если бы она не выгнала Карла. А может быть, нет, я не знаю.
Он обернулся на бывшую жену, которая теперь тревожно смотрела на него, и отвернулся обратно к Шейну. Хотелось, чтобы друг обнял, но это было не мужское желание, и он не стал ему потворствовать. В такие моменты настоящего горя он хотел, чтобы у него был кто-то, на кого он мог бы опереться, но Рик был совсем один, и теперь, когда мир рухнул, он остался даже без Лори, которую он не любил.
— Не прощу я её, — сделал вывод Рик, когда Лори улыбнулась ему и убрала прядь волос за ухо. — Не смогу я после такого даже сесть рядом с ней, не то что даже разговаривать мирно. Как думаешь... я могу перекантоваться у тебя? Ты же один спишь? Или у тебя кто-то появился? — Граймс насторожённо нахмурился.
