Live Your Life

Объявление

Новости
Конкурс Рассказываем о любимых форумах.
Конкурс Победители конкурса!
Конкурс Третья часть конкурса. Вернемся к истокам.
Сервис Тестируем функционал: голосовые сообщения
Сервис Наблюдаются проблемы с доступом к mybb. Причины уточняются.
Конкурс Вторая часть конкурса. Раскрываем тайны персонажа.
Конкурс Выбери персонажа.
Новости Минорные изменения.
Сервис Последствия DDoS-атаки устранены. Форумы должны заработать в прежнем режиме.
Сервис На mybb ведется DDoS-атака. Форумы могут быть недоступны какое-то время.
Новости Новый форум для околоролевых проектов.
Сервис Страсти по РКН.
Сервис Новая опция: регистрация без подтверждения по email.
Сервис Блокировки на сервисе.
Скрипты WYSI - визуальный редактор сообщений. Тестирование.
Скрипты Обновление скрипта HTML с доступом по группам

Информация о пользователе

Привет, Гость! Войдите или зарегистрируйтесь.



randomcross

Сообщений 21 страница 23 из 23

1

Логотип.
https://i.imgur.com/TXc58CF.png

Адрес форума: https://randomcross.f-rpg.me/

Официальное название: randomcross

Дата открытия: 02.12.2024

Жанр: кроссовер

Организация игровой зоны: эпизодическая

Краткое описание: кроссовер (не)случайных случайностей и переменчивостей

Ссылка на взаимную рекламу:  https://randomcross.f-rpg.me/viewtopic.php?id=44#p4972

Отредактировано homicidal (15-01-2025 06:58:16)

0

21

заявка от Dark Urge

Baldur's Gate 3 ✦ Gale Dekarios

https://i.imgur.com/17l7emZ.gif


Прекрасный человек, талантливейший маг, смелый исследователь... любимчик судьбы и богов, вознесенный на вершины своеобразного астрального олимпа, с которого так больно падать, когда понимаешь, что не дожал и не смог в пику собственной смертности достичь величия. Все мы чего-то жаждем: власти, крови, деспотии, и можно прикрываться сколь угодно красивой завесой слов, называя желаемое "амбициями", но за показной мишурой скрываются чаще всего не совсем благие стремления. Достичь невероятного совершенства, чтобы в итоге стать низвергнутым в пропасть со смертоносным механизмом внутри и пониманием, что из тебя сделали жертвенного агнца - это могло бы свести с ума кого угодно. Однако кто-то другой мог сдаться на милость судьбы или богини, последовав этим путем с открытым сердцем и душой, приняв свою печальную участь, но так не хочется умирать на пороге нового мира даже со знанием о том, что именно он несет за собой. Искупление - это прекрасно, но не когда оно творится через тебя равнодушными высшими силами, решившими положить на алтарь отстаивания собственного уютного мирка одного ненужного смертного, старательно возводя его в ранг героя с дозволением прикоснуться в последний раз к свой милости для воспоминания былого.


Соблазн мрачно смотрит на игры огоньков издалека, и когда Гейл манит к себе, призывая взглянуть на волшебное чудо поближе, напряженно приближается, жмурясь от ярких отблесков магического пламени, из которого создана волнительная иллюзия. Собственные знания, купленные у древних, не поражают изяществом и красотой: они призваны убивать, вымораживая пламя жизни до состояния призрачного пепла, может поэтому невинное представление кажется фальсификацией, которая через мгновение распадется на части, обращаясь в ревущее адское пламя возмездия. Но Гейл мягко улыбается, не прекращая вещать об особенностях волшебства и трудности обучения. Он вообще много болтает, это завораживает и даже не вызывает жгучего чувства внутри, от которого пальцы тянутся к бедру, где устойчиво крепится перевязь с ножнами рапиры. Темный Соблазн иногда ловит себя на мыслях, что подарить жизнь тому, кого с легкостью мог  оставить погибать, страдая от потери крови и болевого шока, может быть даже не самым плохим исходом. Что именно станет для них кошмаром, он решит потом, когда огни прекратят свой сказочный танец, речи умолкнут и тьма окружит плотным коконом, взрывая разум на тысячу мелких осколков... но пока свет не погас, жива и надежда.

♠ ♠ ♠


Если отбросить пафос и заземлиться немного, мне бесконечно импонируют практичность подхода и внутреннее противостояние Гейла самому себе и своим амбициям, которые, не смотря ни на что, вовсю демонстрирует красоту живости человеческого сознания, его естественную природу и страсть к выживанию. Отыскать шанс занять свое место среди звезд, пройдя трудный путь борьбы с самим собой и своим эго, итог которой ознаменуется победой последнего напополам с демонстрацией человеческих возможностей для всех, кто готов вступить на тропу познания истины и поиска совершенства.

Для понимания ситуации о нашем грядущем сюжете и происходящем вообще.
Темный Соблазн - дроу Ллос, воин-варлок, владеющий одноручными мечами. Все остальное, включая каннибализм и некрофилию, входит в классическую концепцию героя канона, как и суровый финал службы кровавому богу и возвращению в баалистам, напополам с попыткой возглавить культ Абсолют. Соблазн жесткий, чем дальше - тем более сильно пагубная страсть напополам с воспоминаниями о своем прошлом будет к нему возвращаться, и есть вполне осязаемая вероятность того, что Гейл станет некоей точкой бифуркации между нескончаемой жаждой убийств и возможностью обуздания с переходом в более лайтовый режим. Что поделать, везет ему на нездоровые отношения.
У нас с Орин на данный момент происходит расписывание истории мира, оставшихся за кадром основных событий и постканонного повествования. Вкратце: мы не трогаем костяк канона, однако переиначиваем события, оттого многие моменты будут зависеть от выбора всех игроков, вероятно - дайсов, а также возможности наличия в игре Тава, однако у нас все зараженные в пачке имеют одинаковый статус, главных героев тут нет. Поэтому влиять на развитие событий можно и нужно. Забегая вперед - корону я не отдам, однако от качества нашей связи будут зависеть дальнейшие события постканона. Не исключаю вероятность того, что посредством личинки и влияния на нее Соблазн будет в силах перековать Гейла если не в новое божество, то как минимум в кого-то достаточно сильного, кто сможет, если захочет, после уничтожения брошенного к вратам Баала мира, воссоздать его заново, знаменуя возрождение зари.

Помимо этого есть еще несколько здравых и не очень идей, в которых я заинтересован в качестве взаимодействия с волшебником на основе постоянной игры. Однако эти моменты хотелось бы обсудить с глазу на глаз в более комфортной обстановке форумных сообщений, где нам захочется притормозить для продолжения контакта, если возникнет заинтересованность с вашей стороны.
От себя обещаю проникновенную стабильную игру как в рамках канона, так и вне его с возможностью заглянуть в будущее и посмотреть на судьбы Фаэруна после произошедшего с Абсолют. Трудные бои, тяжелые моральные выборы, любые из развлечений, в том числе за рамками морали, все, что угодно в качестве игровых замесов. У меня много идей, и я жду волшебника для совместной написании части историй персонажей. С удовольствием прямо с порога утяну в игру по канону, постканоничным событиям и любые, оставшиеся за кадром, моменты. В целом есть мысли о возможном пересечении в прошлом где-нибудь в Глубоководье, однако считаю необходимым обсудить эти частности вместе.

Играю в целом стабильно, пишу от 4-7к, использую птицу-тройку, к игрокам в смысле отписи не требователен и не имею обыкновения подгонять, главное - любить своего героя и получать удовольствие от процесса.


пример поста;

Холодная встреча на испещренными мутным светом фонарей пространстве некогда прилегающей к замку территории, заставляла то и дело недовольно морщиться, смахивая со лба прилипшие пряди волос. Казалось, густой туман прятал не только тени, но впитал в себя влагу как минимум половины Побережья Мечей, чтобы теперь оседать густыми, словно смола, каплями, на одежде и коже в местах соприкосновений, когда они доезжали до Башен. Никому, из присутствующих здесь, мрак не был врагом или внушал неприязнь, однако проклятие Шар напитывало его иного рода тьмой, незнакомой, будоражащей, принуждающей внимательно вглядываться в пустынные улицы, изредка испещренные едва видимым светом. Кетерик с независимым видом ехал во главе процессии, всем своим существом доказывая собственное величие и якобы невероятную честь, оказанную гостям: как же, сам хозяин этих земель явился на встречу лично, препровождая с собой до места обитания с таким лицом, словно уже обрел божественное воплощение и снизошел до этих гнусных червей, своих посетителей. Не надо было иметь семи пядей во лбу, или настолько прекрасно разбираться в дипломатических моментах, чтобы вовсю ощущать горделивую показушность момента, от которой неистовое желание покромсать престарелого эльфа, начав с кожи спины, которая то и дело маячила перед глазами, словно маня и соблазняя, только росло с каждой минутой пребывания в этой компании.

- Торм - известный и прославленный своими подвигами генерал, его сила духа крепка, однако эта болезненная привязанность ослабляет нашу связь и его верность, - в кои-то веки Риндаэрт был согласен со словами Горташа, не собираясь в очередной раз ввязываться в бесконечно длинный спор, который в обязательном порядке заканчивался уклоном в философские рассуждения о власти, в которых он сам не был силен, и от которых зевотой сводило зубы. Напополам с желание затолкать будущему лорду Врат его собственные в глотку, по одному. А следом пробежаться пальцами по скользкой поверхности языка, прихватывая за основание, чтобы с силой дернуть, заставив захлебываться потоками крови, расплескивая ее вокруг соблазнительными фонтанами… Сколько раз сын Баала ловил себя на этом моменте, до умопомрачения детально представляя каждое мгновение упоительного акта насилия? Пальцев на обеих руках не хватило бы точно, однако в тот самый момент он согласился, более того, не встрял не единым словом против, чем, наверное, удивил и Горташа, и Орин, которая в своей язвительной манере высказалась за них обоих, пока старший брат крутил в руках ножны короткого меча, исследуя слабые места перевязи, словно ребенок, увлекшийся новой игрушкой. Тогда голоса ощущались где-то на отдалении, а кровавая родная пелена окутывало мягко, отрезая сознание от всего мира и позволяя сосредоточиться на процессе.

Казалось, это происходило очень и очень давно, хотя по факту прошло всего две недели. Короткие сборы, подобающие месту и времени инструкции в храме и вот он, тракт в сторону Лунных Башен, не озаренный ничем, кроме меняющегося ландшафта, который чем дальше, тем более причудливым становился, словно болезнь, которая пожирала эти места, меняя природу до неузнаваемости. Собственно, так оно и было на деле, и в какой-то момент откровенно приелось, как надоедает одна и та же уродливая обложка на книге, которая через несколько страниц чтения становится настолько обыденной, что первоначальное удивление уступает место скуке. А потом появился патруль во главе с Тормом, и все сонное марево немного развеялось, уступая место откровенному любопытству. До этого момента их встречи с прославленным генералом не изобиловали переговорами или какими-то душещипательными моментами взаимодействия, а уж эта мертвенно-холодная, отталкивающая аура смерти вызывала неприязнь хотя бы потому, что качественно отличалась от той погибели, которую даровал им с Орин в руки отец: животрепещущей, яркой, искусительно облаченной в багрянец, бесконечно связанной с самой жизнью, которую они отбирали, словно переплетение одного целого, которое вдруг вздумало временно разъединиться. Ощущения рядом с Кетериком были иные - бесконечный могильный холод и пустота, за которыми ничего нет, мучительная отрешенность, а еще хорошо скрытое отчаяние.
О, аромат этого чувства Риндаэрт мог ощутить даже сейчас, на расстоянии пешего перехода двух лошадей, он витал, окутывая венценосную фигуру седовласого эльфа, тяжким могильным камнем висел на плечах, и это были не в силах скрыть даже широкие, цельнолитые наплечники брони, за которой тот прятал свое якобы бессмертное тело, не способное разрушаться под гнетом беспощадного времени. Сын Баала периодически ловил себя на том, как по-змеиному облизывает края губ, словно испытывая жажду, желание вцепиться в предусмотрительно скрытую шею впереди, отведав на вкус измененной плоти и пролив на эту проклятую землю гнилую кровь Торма. Это как выпить яду, намешанного с кислотой, или вкусить свернувшей лимфы залежалого пару дней покойника: наверняка тот же горклый, протухший вкус с оттенками сточенных червями фруктов, вяленых трав и принявшего удар распада мяса. Дроу даже втянул глубже этот насыщенный аромат, за несколько остановившихся, долгих мгновений, пропитавший все пространство вокруг в жаркой вспышке кровавой фантазии, но на поверку тот оказался всего лишь туманом, тянувшим стоячей водой болот и затянутых ряской мелких речушек, что они проезжали на пути к месту обетования здешнего хозяина.

Кетерик практически всю дорогу безмолвствовал, словно тот самый, мать его, пресловутый камень. Желание растормошить его, заставив свернуть хрустнувшую шею (а было ли там вообще, чему хрустеть?), подстегивало похлеще поднявшегося ледяного ветра, который словно почуял вторженцев-последователей другого бога, и теперь бунтовал своим способом против проникновения на свою территорию. На землю Шар или Миркула? Риндаэрт, как ни крути, склонялся к первому варианту. Да, древний из поднявшейся троицы, поспособствовал восхождению генерала, на казалось, его смертельное ледяное влияние не могло остудить здешних зараженных земель, лишь временно устанавливать свою власть, сопровождаемую светом затейливых фонарей, с бьющимися внутри феями. Испытывали ли те мучения от того, как их таланты и силу тратили на изгнание теней? Дроу хотелось надеяться, что да. Надо будет спросить у того пиздливого маломерка, Бальтазара, кажется, который то и дело вертелся у Торма, изображая бурную деятельность и льстиво заглядывая тому в рот.

У Лунных Башен не было крепостного рва, замок вообще представлял собой некий образец скромного стиля ради существования не менее скромной семьи, призванной защищать эти земли. Ирония происходящего заставила Риндаэрта хрипло рассмеяться во тьму, наматывая на ладони поводья лошади - до одури желалось молодцевато въехать вовнутрь по небольшому каменному мосту первым, заставив Кетерика и его соглядатаев пыжиться от плохо скрываемого раздражения, или даже злобы. Он даже почти успел вонзить шпоры в бока, но поймал взгляд Орин и скривился. При всей своей обоюдной безбашенности, иногда ее здравомыслие притормаживало. И завораживало. Уж если младшая сестра имела силу воли держать себя в руках и не лезть к мрачной фигуре неподалеку, ему тем более хватит, чисто из вредности. В конце концов, это место пока не было вотчиной Баала.
Ключевым словом здесь, разумеется, было “пока”.

0

22

заявка от sunday

honkai: star rail ✦ robin

https://i.imgur.com/WeScu8c.png


Had I Not Seen the Sun

Если птицы рождаются без кандалов, чем скована наша судьба?
Если мы не были одиноки с самого начала, как сталось так, что мы ступили на разные пути?
Концерт для двоих окончен. Занавес опущен.
Я взираю на тебя. Всегда издалека. Не приближаясь.
Чтобы уйти.
Чтобы положить к твоим ногам сто семь тысяч триста тридцать шесть нот.
Все овации мира — для тебя. Рай, что я принесу — для тебя.
Сладкое, что я так любил — больше не для меня. Алчные желания — больше не обо мне.
Я — о рае, в котором ты, и все птенцы со сломанными крыльями не разбивались.  Где нет страданий, потерь и чужой крови на расколотых камнях.
Только моя.
Но ночь всё ещё так коротка.
Давай не будем пробуждаться. Лишь помнить о цели — поздравляю, сестра. Мы оба добились того, к чему стремились.
Дроглым пламенем свечей от грохота с небес. Моей рукой в твоей.
Ладонями матери, растворившейся во сне.
Моей неуклюжей колыбельной, повторяющей её песнь.
Тебе, ходящей во свете.
Мне — в темноте.
Клятвой на мизинцах посреди звёздного неба.
Птенцам, что упадут. Сто тридцать семь раз подряд.
Шальной пулей в твоём горле не из моих кошмаров.
Я собью лишнее солнце, сокрушив и отстроив заново весь мир. Но не тебя.
Не тебя.
Ведь ты
— единственное солнце.
Ведь я
тот разбившийся птенец со сломанным крылом
— давно угасшая звезда.
Тебе — взлететь и парить высоко в небе.
Мне — упасть.


Зарянка — воплощение Гармонии, и пусть Воскресенье в их патче её затмил я рассказывал вам о голубке гармонии? Подождите, я ещё не договорил., лично я бесконечно полюбил её в патче 2.3. За боль в улыбке, за горечь во взгляде, но силу в каждом слове. Сестра, достойная своего брата, но брат, похоже, не столь достоин её.
Я максимально медленный игрок, падок на вкусные тексты, поэтому не сердитесь, если я попрошу ваш пост, и не принимайте близко к сердцу, если откажу.
Я не обещаю целиком и полностью заиграть вас, однако оба этих персонажа являются наиважнейшими друг для друга, так что мы найдём, что поиграть.


пример поста;

Incertitude

Колыбель КММ горит перед ним аккреционным неоном, ложится изувеченным отражением Пенаконии на стёклах — Пир-Пойнт разверзся чёрной дырой над ним, перед, позади: ряды небоскрёбов острыми зубами громадного зверя раскрывают свой истинный облик, ширят пасть ненасытным законом джунглей, где сильный проглатывает слабых, и дано было ему вести войну со святыми и победить их; и дана была ему власть над всяким коленом, и народом, и языком, и племенем.

Всё ради Янтарного лорда.

Небесная комета над головой режет память щелчком кейса на круглом столе, собственными пальцами, вскрывающими козырь за семнадцать системных часов до собственного падения, в котором не разбился; янтарь расползается за горизонт эхом торжества раскрытия чужого плана, цветом камня, столь же золотистого, как сияющее тело Клипота. О, о нём он читал бесчисленное число книг, погружался в сотню пузырей памяти и снов, но ничто из этого не передавало величия и масштабов: кристаллический барьер подпространства, ведущий к основанию Великого Аттрактора потрясает, умаляет собственное существование до размера песчинки — он точно ребёнок, наблюдающий за взрывающейся сверхновой, той давно погасшей звезды, свет которой молчаливо продолжал светить для них с сестрой — и его вот-вот раздавит, сожжёт, не оставив и горсти пепла; он точно ребёнок, сжимающий в руке её ладонь — небо, сброшенное Стеллароном, с грохотом падает на них.

Нет, упало не небо — качает головой сам себе — это упал он.

Он отводит взгляд от горизонта с кристаллическим барьером, отражённым уловкой, на которую он клюнул, в сотнях небоскрёбов. Серьги тихо покачнулись мелодичным звоном — ветер блуждает по спине одиноким ознобом, плотнее запахивает плащ — воздух застревает выдохом в груди, раздражённым, неуёмным, пальцы по-прежнему коробит от асимметрии, не идеального вида: идеальные волосы перо к перу прядь к пряди разметаны ветром, галстук должен висеть строго по центру — его он больше не оденет, рубашка не должна торчать из-под жилета — тот остался там, затерянный в лабиринтах отеля Ривери в погоне от Гончих, стрелки на брюках должны быть идеально ровными и на одной линии с носами туфель — ни стрелок, ни туфель, теперь сапоги, плотно облегающие ногу. В таких — удобно подниматься после молитвы с колен, в таких — удобно вставать после бесчисленных падений.

И он встал. Сглатывает тяжесть беспокойства в горле: Пир-Пойнт — не дом, никто не узнает в нём поправшего столпы Гармонии предателя Семьи, и всё же недоверчиво озирается по сторонам: лицо его не висит на листовках разыскиваемых преступников с вознаграждением в миллионы кредитов, как и не висит больше на Пенаконии нигде — очернено, содрано и сожжено, так и не коснувшись солнца, забыто, лишь тень, порочное пятно над именем и мечтой сестры; сглатывает снова, теперь сожаление, и шагает в толпу.

«Обрежь свои крылья, спустись в царство смертных и пройдись по их землям. Посмотри, каков этот мир на самом деле»

Слова руководителя КММ отзываются в нём, как некогда отзывалась лишь Ода Порядку, занимают мысли в его голове, пустоту на страницах дневника. Он обрезал, спустился, он смотрит: река людских тел ведёт его по лабиринтам собственных поступков, он шагает, шагает — если один путь окажется непроходимым, просто сверни на другой — так он решил, и теперь сворачивает поворот за поворотом, петляет, заблудшим слепцом по разным путям только в одном направлении — вперёд, мимо сотен все как один служащих корпорации, возвращающихся по алмазной клади в нефешенебельные районы, мимо слепящих вывесок, обещающих сотню удовольствий, мимо женщин и мужчин, норовивших коснуться ближе допустимого, цепляющихся в трущобах за его ладони и карманы попрошаек, упавших в пропасть в погоне за повышением процента эффективности, деньгами и славой. Ему нечего им дать. Его слово больше ничего не значит, не значило никогда. Сколько заблудших душ он наставил на истинный путь? Был ли путь истинным, было ли это хотя бы каплей в море? Агония всё ещё покрывает смертный мир, как бесконечная купель. Но что он в силах сделать.

— Ты! Да, ты! Я тебя знаю!

Он оборачивается, но прежде вздрагивает, ощущает, как пот покрывает ладони и спину: его узнали. От кроткого осознания хочется провалиться под землю, натянуть на голову капюшон и исчезнуть.

Нет. Он не нуждается ни в сочувствии, ни в порицании. Если расплата сама нашла его, да будет так.

— Прошу прощения, вы обознались. Но, быть может, я могу вам чем-нибудь помочь? — губы приобретают форму всепрощающей улыбки — такая зияла на лице главы Семьи Дубов, ладонь разворачивается в приглашающем жесте, рябит эхом символа былых признания и авторитета — здесь он не имеет ничего перед лицом мужчины, вытащившего нож из рукава. Сердце тарабанит в клетку горла, рука, не протянутая навстречу, дрожит и он прячет её за спину. Возможно, он применит настройку в случае чего, но прежде… Прежде выслушает, как делал это сотни раз, прежде, ибо его узнали, предаст беспристрастному суду себя, если же он в чём-то действительно повинен.

— Помочь?! Вы, проклятые галовианцы, чёртовы лицемеры из Семьи! Вы отняли у меня всё! И я отниму всё у тебя!

Этот человек не знает, кто он, кем был. Лезвие ножа дрожит в чужой стиснутой ладони не отточенным жестом, слабым отсветом отражает мигающий блёклый прожектор; поза напряжена, расставленные ноги присогнуты в коленях, готовые на рывок, не уклониться, ещё слишком неопытен и слаб, в этом тоже нужно будет преуспеть, но и этот человек не убийца, но отчаявшаяся душа. Тогда… незримые волны тёплого света исходят от него, от его гало, переливаются мерцанием бензиновой плёнки под ногами, как рябь от брошенного в водную толщу камня. Слабость духа порождает гнев. Гнев порождает слабость. Пусть его действия станут каплей в море, пусть это море накроет его ледяной водой из чаши сновидений, пусть он захлебнётся, если не сумеет, он всё равно…

Но чужой голос звучат громче шальной пули, от него подкашиваются ноги и начинает казаться, что он падает, там, со сцены в Большой театре, снова: посол КММ во плоти стоит перед ним, бумажной райской птицей из его коллекции больше не в его Резиденции утренней росы, как сон кошмаром наяву, чем-то далёким, бывшим до, но пересёкшим черту и явившимся после.

Неизменностьютошнотворно посреди его рухнувшего мира.

0

23

заявка от phainon

honkai: star rail ✦ castorice

https://forumupload.ru/uploads/001c/57/94/109/908184.png


Ей снились цветы.

Лавандовые дети Десницы Тени титана смерти, прорастающие среди расколотых мраморных колонн, меж бледных осколков памяти, внутри нескончаемого кошмара, снящегося никому. 

Ей снились цветы.

Они тянулись за ней лиловым шлейфом, мертвые от рождения, вскормленные немыми мучениями, несущие погибель каждому кроме нее. Не сама смерть — лишь ее тихие, губительные отголоски, ее последнее «прощай».

Ей снились цветы.

Фиалковые всполохи посреди медленно умирающего мира, утопающего в огне вечных битв и реках златой крови. Они сияли даже в пурпуре вечной ночи, сковавшей земли за пределами города Охема — последнего оплота человечества.

Ей снились цветы.

Сжигаемые пламенем — они не сгорали. Лишенные света и влаги — они не увядали. Растоптанные каменными марионетками — они не погибали.

Цветы, что переживут мир, которому предначертано умереть.


пример поста;

Напряженность. Скованность. Растерянность. Неловкие, неуверенные телодвижения, даже простое поправление прически кажется искусственным и нелепым. Криденс и сам это чувствует, всем своим естеством ощущает, что есть бездонная пропасть между ним и уверенно держащейся мадам Винклер, которую ничуть не смущает ни невероятно огромное количество людей вокруг, ни то, что она по большей части никого из них не знает, ни даже тот факт, что ее протеже выбивается из окружающей обстановки, не вписывается в нее совершенно настолько, насколько это только возможно. И, по всей видимости, это начинают замечать все остальные, искоса поглядывают на Бэрбоуна, перешептываются, почти наверняка говорят друг другу, что он странный, или того хуже — вспоминают, что когда-то видели его около Церкви Вторых Салемцев, вместе с теми самыми чудиками, которые пытались предостеречь от каких-то ведьм, и теперь рассказывают всем об этом. Мысль о том, что такое происходит прямо сейчас, прожигает кожу до боли, заставляет слегка морщиться и вызывает желание боязливо озираться по сторонам в надежде заметить, что никто не смотрит и не перешептывается. И правда, это может быть обычной игрой воображения — кошмарной, пугающей, тошнотворной.

Образ Мэри Лу находит его в тот же миг, когда он слегка приподнимает голову и бросает неловкий взгляд на всю эту бушующую, невероятно бурную, веселящуюся толпу людей. Скопления людей устойчиво ассоциируются с мамой, с выступлениями рядом с Церковью Вторых Салемцев, с жестоким отношением, с косыми взглядами и неприятными перешептываниями, с запахом гниющего дерева и дешевой бумаги. Все это вырывается на мгновение из памяти и захватывает Криденса и держит до тех пор, пока он усилием воли не подавляет это внутри себя. Он невольно склоняет голову, сутулится — а ведь мадам Винклер говорила, что он должен держать спину прямо и ходить с высоко поднятой головой, — и послушно следует за своей работодательницей вперед. Временами они останавливаются рядом с какими-то людьми, мадам Винклер что-то весело щебечет в своей обычной манере, Криденс не слышит, что именно, в зале слишком шумно, оглушительные разговоры и хохот, нанятые музыканты еще даже не начали играть, а уже так невыносимо бьет по барабанным перепонкам эта душераздирающая какофония.

Внутри свербит неприятное желание уйти отсюда поскорее, не имеет значения куда, главное, чтобы просто быть не здесь. Криденса преследует ощущение, что он не должен быть на этом приеме, что его от всех присутствующих ограждает темное, толстое стекло, запотевшее и грязное. Давящее, неприятное чувство, сковывающее, удущающее. Он нервно поглядывает на мадам Винклер, сердечно приветствующую очередного знакомого, словно бы где-то в ней, в этой милой пожилой леди есть спасение от этого ощущения, словно бы можно будет отбросить неловкость, страх, заразившись непринужденностью и уверенностью. Но это представляется невозможным, все так же, как и минуту назад, ничего не меняется, спасения нет. Однако в какой-то момент она [мадам Винклер] подает ему рукой какой-то знак, который Бэрбоун понимает как "следуй за мной" или что-то в этом духе, но кажется странным, что она зовет, он бы и без того преследовал ее до тех пор, пока она сама не скажет ему где-нибудь подождать ее.

Мадам Винклер кидает последний взгляд на Криденса — и кажется, что в нем есть что-то значительное, что-то важное, но едва уловимое, лишь интуитивно ощутимое, — и направляется вперед. В ее решительных движениях и опустошающем безразличии к окружающим, которого доселе не было, угадывается нежелание продолжать приветствовать остальных присутствующих на приеме, ей, кажется, это успело надоесть либо же всех, кого хотела, она встретила. И действительно, мадам Винклер останавливается подле завешенного тяжелой бордовой шторой окна, рядом с ней же, словно верный пес, встает и понуривший голову Бэрбоун. Работодательница, кажется, не обращает внимания на то, что он проигнорировал ее замечание; ее неожиданно побагровевшее лицо — свидетельство какого-то иного, более глубокого расстройства, о котором она в следующую же минуту и сообщает. 

— Вот халтурщик! Этот мистер Хобсбаум! — возмущенно лепечет мадам Винклер, яростно хмурясь и бледной, бескровной рукой, испещренной многочисленными морщинами, аккуратно поправляя свою безвкусную синюю шляпку, купленную, по ее заверениям, месяц назад в Париже, но выглядящую так, словно она приобрела ее десятилетие назад на каком-то блошином рынке. — Халтурщик и обманщик! Обещал, что будет выступать известный оркестр, а в итоге что? Кого он позвал? Каких-то уличных музыкантов, вот кого он позвал! Да они ж наверняка даже не имеют понятия, кто такой Бах! Какие-то новые музыкальные веяния, ишь ты. Джаз, видите ли. Да это же даже ненастоящая музыка! Господи, уже дюжину раз пожалела, что пришла сюда. Лучше уж дома сидеть, чем слушать это жалкое подобие музыки! Тьфу!

Он растерянно смотрит на нее и не знает, должен ли он что-то ей ответить на эти душеизлияния или нет, но в конечном итоге не находит, что сказать, а потому просто молчит и начинает вновь смотреть на аккуратный ламинат под своими ботинками. До него еще доносятся обрывки продолжения грандиозной речи мадам Винклер, — кажется, она начинает вспоминать те далекие времена, когда каждый уважающий себя состоятельный человек был просто обязан на свои приемы приглашать хотя бы небольшой оркестр, который всенепременно исполнял классическую музыку на протяжении всего вечера, — но в них он уже не вслушивается, ему это не нужно. Криденс все еще хочет уйти отсюда и думает о том, что надо было не принимать приглашение мадам Винклер, у него же была возможность отказаться, но почему-то — он и сам этого не знает — он не сказал ей "нет". Теперь приходится страдать в этой удушающей обстановке от недостатка воздуха и молить Господа, чтобы поскорее они ушли отсюда.

— Криденс, — неожиданно громко проговаривает мадам, и он обращает свой взор к ней, ожидая, что же она скажет ему, и искренне надеясь, что это окажется предложение уйти с приема пораньше, — мне нужно отойти на несколько минут. Стой тут и никуда не уходи, я вернусь совсем скоро. Если кто-то спросит, то скажи, что ты пришел со мной по приглашению месье Шатье. Ты меня понял?

Короткий кивок, и мадам Винклер довольно улыбается и ныряет в толпу людей. Ее плотно обхватывают волны этой человеческой массы, и она утопает в ней, даже кажется, что она уже никогда не выплывет, а то, что сейчас она сказала Криденсу, — это просто глупая ложь, странная словесная абракадабра, которая почему-то заменила слова прощания. Еще какое-то время он как-то озабоченно, практически испуганно смотрит на людей, а, когда отводит взгляд от них, замечает в нескольких десятках сантиметров от своей ноги сумочку, которая, как он помнит, принадлежит мадам Винклер. Он растерянно берет ее в руки и не сразу понимает, что стоит сделать — догнать работодательницу и отдать ей, ведь дамская сумочка — это необходимый атрибут для каждой леди, или же остаться тут, как она и велела, и дождаться ее возвращения. Криденс не знает, действительно не знает, даже не может предположить, что лучше сделать, теряется, но в итоге решает найти мадам и отдать ей сумочку — вспоминается же тот случай, когда она же случайно забыла ее в пассаже, ее лицо было тогда перекошено таким ужасом, что даже вообразить трудно.

Он ныряет в поток и тут же захлебывается, все же отчаянно ищет взглядом мадам Винклер, кажется, даже замечает, начинает идти к ней, но случайно врезается в какую-то даму, чуть ли не сшибая ее с ног. Криденс хочет извиниться, но слова словно бы застревают в горле неприятным, удушливым комком, и он просто молчит, не решаясь даже взглянуть на нее. Понимание собственной ошибки, неуместной неловкости и стеснительности, которую так или иначе стоило бы уже побороть, неутомимо стучит в висках, и ему действительно хочется с этим что-то сделать, как-то исправить недуг. Сжимается, собирается с силами, вдыхает поглубже, находит в себе элементарную смелость, чтобы просто извиниться за этот неловкий инцидент.

— Прощу прощения... — выговаривает он и решается все же взглянуть на даму, и в то же самое мгновение он узнает ее.

0



Рейтинг форумов | Создать форум бесплатно